Буденовский / Московская
Тихий дон, флора и фауна Дона, Ростов будущего, ростовчане на отдыхе
Подземный переход на Московском—Будённовском — это цельный художественный ансамбль, где десятки панно складываются в большой рассказ о Доне и Ростове. Главную линию задают шолоховские сюжеты: от эпоса «Тихого Дона» до «Поднятой целины» и тёплого «Нахалёнка» — с узнаваемыми героями, дворами, берегами и баркасами. Рядом — видение будущего города глазами своего времени: речные порты и набережные, техника, новые кварталы, уверенный взгляд вперёд. Отдельный цикл посвящён животным донского края — журавли, лоси, лисы, сайгаки — живут в тихих заводях и степях, возвращая в переход дыхание природы. Камерные «вставки» с продуктами и больши́е полотна о повседневной жизни советского человека (отдых, спорт, прогулки) создают ритм — от натюрморта к жанровой сцене, от частного к общему. В итоге пространство перехода превращается в открытую галерею, где литература, город и природа сплетаются в единый маршрут: от прошлого — через повседневность — к мечте о завтрашнем дне.
(перемещайте изображение влево-вправо)
Мелеховский двор («Тихий Дон»)
Первое панно цикла по "Тихому Дону" переносит во двор Мелеховых на краю хутора: дом на высоком цоколе, дорожка к воде, гуси у переката, подсолнухи у забора. Сцена мирной повседневности задаёт тон всей серии и соединяет литературный пейзаж Шолохова с ростовским городским пространством.
«Мелеховский двор — на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше — перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, - Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущо́й придорожник, часовенка на развилке; за ней — задернутая текучим маревом степь. С юга — меловая хребтина горы. На запад — улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу.»
М.Шолохов «Тихий Дон»
«Мелеховский двор — на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше — перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, - Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущо́й придорожник, часовенка на развилке; за ней — задернутая текучим маревом степь. С юга — меловая хребтина горы. На запад — улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу.»
М.Шолохов «Тихий Дон»
(перемещайте изображение влево-вправо)
Григорий и Аксинья — встреча у воды
Панно иллюстрирует первую встречу Григория Мелехова и Аксиньи у воды: казак привел коня на водопой, Аксинья с вёдрами поднимается по берегу. Композиция и пластика фигур перекликаются с экранизацией Сергея Герасимова, а яркая красная гамма акцентов достигнута за счёт специально перекрашенной и переобожжённой керамической плитки — характерного приёма авторов ростовских мозаик.
«Конь оторвал от воды губы, со скрипом пожевал стекавшую воду и, глядя на ту сторону Дона, ударил по воде передней ногой. Аксинья зачерпнула другое ведро; перекинув через плечо коромысло, легкой раскачкой пошла на гору. Григорий тронул коня следом. Ветер трепал на Аксинье юбку, перебирал на смуглой шее мелкие пушистые завитки. На тяжелом узле волос пламенела расшитая цветным шелком шлычка, розовая рубаха, заправленная в юбку, не морщинясь, охватывала крутую спину и налитые плечи.»
М.Шолохов «Тихий Дон»
«Конь оторвал от воды губы, со скрипом пожевал стекавшую воду и, глядя на ту сторону Дона, ударил по воде передней ногой. Аксинья зачерпнула другое ведро; перекинув через плечо коромысло, легкой раскачкой пошла на гору. Григорий тронул коня следом. Ветер трепал на Аксинье юбку, перебирал на смуглой шее мелкие пушистые завитки. На тяжелом узле волос пламенела расшитая цветным шелком шлычка, розовая рубаха, заправленная в юбку, не морщинясь, охватывала крутую спину и налитые плечи.»
М.Шолохов «Тихий Дон»
(перемещайте изображение влево-вправо)
Рыбалка на сазана («Тихий Дон»)
Под нависшей ивой Григорий и Пантелей Прокофьевич ведут упорную «дуэль» с крупным донским сазаном. Вода кипит у борта баркаса, черпало уже подхватывает рыбу, а Григорий, упершись коленом, тянет лесу — момент до победы застывает буквально на миг. Пейзаж написан почти шёпотом: светлое небо, лента песчаной косы, густая тень кустов — всё работает на чувство широты и тишины реки, на которой любая вспышка воды слышна как выстрел.
Особая деталь — серьга в ухе Пантелея Прокофьевича. В казачьей среде такая серьга считалась знаком «единственного сына» (или последнего в роду): такого мужчину берегли, старались не отправлять на самые опасные поручения и походы, ведь на нём держалась семья. Этот штрих добавляет сцене не только этнографическую точность, но и человеческую нежность: перед нами не просто ловцы трофея, а люди, у которых за спиной — дом, дети, хозяйство, память рода.
«Леса, пронзительно брунжа, зачертила воду, за ней косым зеленоватым полотном вставала вода. Пантелей Прокофьевич перебирал обрубковатыми пальцами держак черпала.
— Заверни его на воду! Держи, а то пилой рубанет!
— Небось! Большой изжелта-красный сазан поднялся на поверхность, вспенил воду и, угнув тупую лобастую голову, опять шарахнулся вглубь.
— Давит, аж рука занемела… Нет, погоди!
— Держи, Гришка!
— Держу-у-у!
— Гляди под баркас не пущай!.. Гляди! Переводя дух, подвел Григорий к баркасу лежавшего на боку сазана. Старик сунулся было с черпалом, но сазан, напрягая последние силы, вновь ушел в глубину.
— Голову его подымай! Нехай глотнет ветру, он посмирнеет. Выводив, Григорий снова подтянул к баркасу измученного сазана. Зевая широко раскрытым ртом, тот ткнулся носом в шершавый борт и стал, переливая шевелящееся оранжевое золото плавников.
— Отвоевался! — крякнул Пантелей Прокофьевич, поддевая его черпаком. Посидели еще с полчаса. Стихал сазаний бой.
— Сматывай, Гришка. Должно, последнего запрягли, ишо не дождемся. Собрались. Григорий оттолкнулся от берега…"
М.Шолохов «Тихий Дон»
(перемещайте изображение влево-вправо)
Сенокос во время Гражданской войны
Степной покос на Дону: в ряд косят пожилой мужчина, женщина и совсем молодой парень — взрослых мужчин в хозяйстве почти не осталось, все на фронтах Гражданской. Возле воза — мешки и скирда, горячий воздух дрожит, но женщина, приложив ладонь к глазам, замирает: на горизонте показался конный отряд. По логике соседних панно — это будёновцы, и мирный труд на секунду сталкивается с маршем истории.
(перемещайте изображение влево-вправо)
Ворошилов и Буденный
Командиры Конной армии едут бок о бок по донской степи: впереди пыль дороги, за спиной — копны сена и оставленный у покоса конь. Панно отсылает к годам Гражданской войны, когда части Будённого и Ворошилова проходили по этим местам, а мирный труд соседствовал с маршами кавалерии. Образы написаны как узнаваемые типажи, соединяющие исторический портрет и жанровую сцену.
«Жеребёнок» — сцена разлуки
На панно — нервная дуга разворота: конь резко «садится» на круп, в руке всадника плеть, из-под копыт летит пыль. Этот жест легко считывается как сцена из шолоховского рассказа «Жеребёнок»: красноармеец пытается увести кобылу, отгоняя от неё жеребёнка, но животное не идёт — тянет повод, ржёт, ищет глазами детёныша. Шолохов описывает это буквально: «ни плеть, ни удила… не могли понудить кобылу пойти намётом», пока жеребёнок не догонит мать. Напряжение концентрируется на телесной «несогласии» лошади: развёрнутые плечи, поджатые передние ноги, сломанная линия шеи. Так бытовой эпизод гражданской войны становится моральной сценой — силовое распоряжение сталкивается с природной привязанностью, и в этом столкновении слышится главный нерв шолоховской прозы: человек и конь, приказ и совесть, быт и боль